АссКЛит

Сделать шаг, сделать два -
Закружилась голова.
Сделать шаг в пустоту
За разбитую мечту.
Ветер бьет, ветер жжёт -
Бог тебя не бережёт.
Чей-то смех, чей-то вздох...
Твой последний прыжок.

В комнате было темно и прохладно. По стенам, огибая незримые преграды на старых обоях, раскинулась фантастическая паутина теней. Она была неподвижна и так хрупка, грозя осыпаться черными осколками. И еще полнилась каким-то ожиданием. Безнадежным и пустым.
Вдруг паутина на секунду ожила, испуганно задрожала, будто вот-вот порвется – за открытым окном подул ветер, и ветви деревьев, прогнувшись, вздрогнули в свете полной луны. Сад вокруг старенького особняка тонул в тишине; он так был похож на давно утерянный Эдем только… мертвый, искусственный, и весь блеск этого сада был неживым; капельки росы казались сделанными из ртути, а листва – из мятой бумаги. Да и в залитых светом луны кустах будто пряталось множество ядовитых змей.
И снова затишье…
Особняк находился почти в сотне километров от города, вот почему звуки и следы цивилизации практически не оставили своего следа ни на природе в этой местности, ни на стареньком, кое-где поросшем мхом доме. Так было пятнадцать лет назад, так есть и сейчас.
Когда попадаешь в подобное место, ты будто оказываешься под чарующем колпаком, который изолирует тебя от мира… Или мир от тебя.
И этот замкнутый мир, как только в него попадаешь, упрощает и тебя, и твое восприятие – делает его более узким, а внутреннее зрение становится однобоким, то есть ты видишь либо только ровную зеркальную гладь, либо лишь трещины на ней…
Осколки… множество разбитых зеркал – маленьких хрупких миров.
В эти трещины проваливается даже свет луны, он затухает и чахнет в этих пустотах. И это нельзя прекратить или изменить. Они, эти битые зеркала старого дома так похожи на душу того, кто угас и зачах в его стенах, кто разбил их, создав свой прообраз, кто…

Тишину прорезал глухой стон, заунывный и протяжный. В самом темном углу комнаты послышался скрежет ржавых пружин, и человек, спящий под тонкой белой простыней, нервно задрожал. Пальцы впились в подушку, вены на кистях вздулись…

- Когда ты наконец вырастишь, Фрэнсис? – визгливый женский голос… волна склизкого страха и отвращения. – Когда ты перестанешь усложнять мне жизнь? Лучше бы ты отправился на тот свет со своими никчемными родителями… посмотри на себя - ты жалкое создание, но ничего… Я выбью из тебя всю эту гадость. Снимай штаны!
- Нет… не надо, бабушка… - второй голос… голос подростка, умоляющий и хныкающий. – Пожалуйста, я больше не буду…
- Мне надоело это, Фрэнсис, тебе уже 17 лет, а ты до сих пор не усвоил, что мочиться нужно в туалете, а не под себя. Знаешь, что это, глупый мальчишка? – металлическое лязганье…
- Не надо, умоляю, бабушка… - голос стал сдавленным… - я правда не хотел… я…- речь перешла в животный крик. Розги из медной проволоки беспощадно обрушились на спину, ягодицы, бедра и пах, пробивая кожу, они взлетали вновь вместе с брызгами крови и криками беспомощного отчаяния.
Он ненавидел себя за слабость... нет, он просто ненавидел...