АссКЛит

Истерзан, избит и разорван…
мой ум ничтожеством смрадным.
Сломлен, убит и растоптан…
мой дух любовью бытийной.

Проникло в сердце желанье –
уйти и оставить все черту,
Но смелости нет, ее Бог
отобрал за предательство.

Он открыл заспанные слипшиеся глаза, схватился двумя руками за стальную спинку скрипучей кровати и потянулся. Потом стал перекатываться с одного помятого бока на другой, выгибая спину, как кот. Это после сна доставило большое удовольствие, хотя пружины кровати сильно ослабли и его таз болтался где-то у пола. Вставать не хотелось. В квартире холодно. За окном зима.
Он еще потянулся, хрустя позвонками и поставил худые ступни на желто покрашенный пол. Кривые узловатые пальцы ног тоже похрустели и заползли в стоптанные до неузнаваемости тапочки. Накинув синий махровый халат, Он прошел в кухню, шаркая стоптанными тапочками о желто покрашенный пол. Взял сигарету. Прикурил и прошел в туалет. Испражнился. Вернувшись на кухню, налил в пустой, покрывшийся накипью чайник хлорированную воду и поставил его на огонь. Открыл холодильник «ЗИЛ» и, достав из него три яйца, стал искать еще что-нибудь. Ничего не найдя, Он с грохотом захлопнул серо-белую дверь.
На чугунной сковороде еще остался жир после вчерашней жареной картошки. Дым попал в глаза… Они заслезились. Пепел упал на грудь. Он затушил окурок.
Яйца одно за другим растеклись по черной плоскости сковороды. Один желток не сдержался и предательски лопнул, солнечным цветом испортив гармонию глазуньи. Вода в чайнике закипела. Он выключил газ и налил воду в кружку с изображением смешного лопоухого щенка (ее когда-то подарила Ему она на Новый год, год «Собаки»). Он насыпал «в щенка» полторы ложки растворимого кофе и ложку сахара; все перемешав, сделал глоток и обжег язык и небо. Плюнул в раковину, заваленную грязной посудой. Прикурил сигарету и погасил огонь, который грел несоленую яичницу. Он поставил сковороду с несолеными яйцами на стол, предварительно подложив пахнущую мясом и чем-то еще дощечку.
…Дым опять попал в глаза… Они заслезились.
Он достал из бесформенно смятого пакета остатки черного хлеба и определил их рядом со сковородой, в которой томились в ожидании несоленые яйца. Докурив сигарету, Он затушил ее в неприятно пахнущей окурками пепельнице. Начал есть. Яичница показалась несоленой и сухой. Тогда он отпил еще немного кофе и продолжил есть, подсолив, дождавшиеся яйца.
Сладко пахнущей корочкой черного хлеба Он собрал размазанные остатки яичного желтка и, положив ее в рот, прошел в ванную комнату. Там, дожевывая завтрак, открыл сначала кран с горячей водой, потом с холодной и, выбрав наиболее приемлемую для Себя температуру, заткнул черной пробкой сливное отверстие. Пока ванна заполнялась прозрачной водой, Он успел послушать любимую песню и скурить сигарету.
Ванна наполнена. Он выключил воду. Разделся донага и посмотрел в запотевшее зеркало, пытаясь разглядеть отражение. Постепенно стало проявляться узкое небритое лицо. Лицо увидело Его, и это никак не отразилось на нем… Он внимательно рассматривал глаза - они ничего не говорили, просто глядели в ответ. Черные диски зрачков…
Он погрузил свое тело в прозрачную воду, и она приятной теплотой стала ласкать его, словно живая. Было хорошо находиться в ней. Когда Он поливал водой лицо, то на ресницах задерживались капли, и ему нравилось, моргая, сбрасывать их без помощи рук. Влажной рукой Он поднял с пола заранее приготовленное лезвие и, прислонив голову к кафельной стене, прикурил сигарету. Крепкий дым заполнял легкие и тихо выплывал изо рта сизыми кольцами, облаками, струями. От никотина подташнивало…
…Дым попал в глаза. Они заслезились. Пепел упал на мокрую грудь. Он несколько раз полоснул тонким лезвием по левому запястью, стараясь достать голубые вены. В ноздри ударил приторный запах свежей плоти. Вода стремительно багровела. Невозможно было управлять кистью левой руки: повредил сухожилие. Он вонзил лезвие себе под колено, чтобы достать артерию. Больно и страшно… Кровь, вырывающаяся наружу, плавающая бревном сигарета… В глазах темнеют желтые круги лампочного света… Он попытался сосредоточиться, настроить калейдоскоп зрения. Хотелось глубоко вздохнуть, но что-то застряло в груди. Биение сердца глухим отрешением отдавалось в висках, уши заложило ватным шумом… Зазвонил телефон. Он слышал его раздирающий звук ясно, как слышал всегда. Телефон стоял на письменном столе буквально в пяти метрах от ванной комнаты … и звонил, и звонил без умолку. Точнее уже не звонил, а трезвонил, захлебываясь пронзительным звуком.
Страх мягкой холодной рукой сдавил Его жадно пульсирующее дыханием горло, глаза в ужасе стали вращаться, словно уже не принадлежали своему хозяину. Они видели окровавленную ванну, желто-зеленое полотенце, висящее на двери с облупившейся краской, овальное зеркало, которое отражает теперь кафельную стену, смерть… Живот как будто заполнило желеобразной массой... Тело затрясло. А телефон все звонил и звонил, будто уже из другого мира, мира живых. Кто-то на другом конце провода точно знал, что Он дома. Ему вдруг так захотелось…просто взять трубку и ответить на звонок. Захлебываясь разбавленной водой кровью, он отчаянно бился в белой емкости ванны, как жирный тюлень со вспоротым брюхом. Он не кричал - крик вязким сгустком встал где-то в области гортани. Дребезжащий звук звонящего телефона заполнил теперь все вокруг, перемешавшись с кровью, водой, страхом, смертью… Мысли метались в Его голове, толкаясь, как толстые розовые свиньи в сарае перед ножом мясника.
Оставив абстрактные картины собственной крови на стенах, Он перевалился через край ванны и рухнул навзничь на пол, расчерченный соразмерными квадратами кафеля. Обреченным неистовством Он упирался искалеченными конечностями в стены, ванну, унитаз, движимый горькой надеждой доползти куда-то, вырваться…
Обессилел…
Телефон замолчал. Правую руку Он сжимал в слабый кулак, левая - безжизненной кистью истекала пурпуром. Сухие губы шептали:
- Господи… Господи… Гос…по…ди…

Стоящий на деревянном столе телефон снова разорвал тишину своим пронзительным, дребезжащим звоном.