АссКЛит

А раскошелиться попам все же пришлось – когда Ефим без ног остался. Сам не понимаю, отчего бревна тогда раскатились – укладывали мы их правильно, клинили, где надо, а ведь на тебе – как понеслось, аж земля задрожала. Ефиму обе ноги тогда раздробило, так попы ему отступного, как Иван мне сказал, тридцать тысяч баксов отвалили. Ох, не завидую же я этому парню – ну, деньги такие проживаются быстро, а потом куда? На паперть, милостыню просить? Но Ефим на них не подал, показанья давал, дескать сам виноват, не за тот край схватился. А ведь, по идее, за что ни схватись, все должно лежать прочно, словно цельнолитое. Но пронесло нас тогда, а то ведь и я мог статью получить, хоть и условно.

Да, насчет литого. То есть, кованного. Гнали нас жутко, не попы даже, а Иван, земля ему пухом, и бригадир. Когда стали ограду заказывать, провозились – Иван все выбирал, чтобы мастер был православный. Нашли такого, но поздно – уже работу надо сдавать, а у нас еще все в проекте. Не знаю, что там он наплел, но мастер обязался изготовить почти километр фигурной решетки за неделю. И сделал. Приехал работу сдавать, а у самого глаза как у интернетчика, и даже хуже, таких красных и больных глаз я ни у одного геймака не видал. Сдал работу, деньги, правда, не получил – у бригадира не оказалось, он говорит, подъезжай завтра, рассчитаемся. А завтра его нет, и послезавтра тоже. К концу месяца решили найти, да поздно – угорел мастер. Насмерть. В тот же день, в гараже. Машину поставил, да в ней и заснул. Даже движок не заглушил. Одного я не понимаю – если он ее только поставил, то дверь в гараже должна была быть открыта. А она не то, что закрыта была, но и заперта даже.

Сруб поставили, стали башенку выводить. Тут на лесах целый день болтаться пришлось, а ветер гуляет, хоть и жарко вроде. Я – не дурак, потею, а в тельняшке хожу, рукава только отрезал – мешают. А Макс растелешился, говорит – два дела в одном, и поработаю, и загорю, как на курорте. Загорел. До воспаления легких. Сейчас это лечится в два счета – накачают антибиотиками, недельку полежишь, и снова в строю. Но у Макса аллергия на антибиотики, причем на все подряд оказалась. Говорят, ему тогда какой-то импортный по двенадцать баксов за ампулу вкололи, говорят, ни у кого на него аллергии нет, а вот у Макса вот – оказалась. Анафилактический шок. Когда я со стройки ушел, он в коме лежал, а как сейчас, жив ли – не знаю.

Ну, Тайка еще сверзилась – она конопатила стены. Закончила и сверху кричит – эй, ребята, есть повод выпить! айда за бутылкой! Уперлась руками в край люльки, а та как качнется – и все, летит Таисья вниз головой... Да я просто счастлив, что этого не видал. Мне выходной в тот день дали, потому что заговариваться начал, как пьяный был от усталости. Руки развил – ложку ко рту поднести не мог, стакан из пальцев вываливался. Там же все работали, как ненормальные, не то, что филонить, а и передохнуть было как-то зазорно. Вобщем, сами виноваты. Не будь такого перетомления, не было бы и этих случаев. Хотя – как знать.

Мне когда про Тайку сказали, я обомлел. Что-то в мозгах заклинило, в глазах потемнело, но я не стал кричать, или как-то еще выдавать, что мне хреново. Я спокойно им говорю – Ивану, Артему и Павлу Андреичу, они рядом были: «Давайте-ка, други, ноги в руки, и бежать с этой стройки... пока целы. Сдается мне, тут дело нечисто. Столько смертей зараз не бывает. Глядите, все здесь поляжем».
Они на меня напустились, вместе все и по очереди – и маловерный я, и ленивый, и бандану ношу. Они не удивились, если б я еще рокер был и сатанист. Но все, говорят, поправимо – не важно, как ты до этого жил, важно лишь, что покаялся.
Я отвечаю, мол, кайтесь тут сами, а я ноги уношу. Мне жить охота. Повернулся и два шага только сделал – к воротам. У меня берцы что надо, шипованные, как колеса у внедорожника, никак поскользнуться нельзя, а тут – на же тебе, нога подвернулась, и лежу я на ровной и сухой глине, как цыпленок табака на тарелке – потому что левая нога так же под тело заведена. Вобщем, сложный перелом со скручиванием. Они мне еще потом в больнице талдычили, что это все – божье вразумление. Да пошли они с ним – от меня и подальше. Я не так офигевал, когда мне аппарат Елизарова вкручивали, как от этих визитов. Потом попросил завотделением, чтобы их ко мне не пускали, еще и заплатить за это пришлось. Вобщем, вышла мне боком моя подработка, истратил больше, чем получил, и рад еще, что жив остался.

Одного только не понимаю – если меня за маловерие долбануло, то их всех – за что?

«Когда в келейке блаженной Матрены совсем развалилась печь, то стали искать печника, а Матрена всем отказывала – или пьющий был мастер, или махорку смолил, или вовсе был маловерный. И вот пришли к ней двое бедных людей – муж и жена, и говорят, мы печи кладем. Она на них посмотрела и согласилась. Когда сложили они печь, и вышла та хороша – легко растапливалась и не чадила, то Матрена их поблагодарила, и спросила, как они хотят получить плату за эту работу – в этой жизни, или, может быть, в той. Печники переглянулись, и решили не брать с монастыря денег, и говорят – в той. Матренушка и отвечает – да будет вам по вашим словам. В тот день была суббота. И на следующий день, в воскресенье, пришли супруги к обедне, исповедовались и причастились, и вернулись домой. И сели они за стол, и умерли оба в то же мгновение...»
Из жития блаженной Матрены.