АссКЛит

Ребята внимательно слушают, глаза горят предвкушением увлекательнейшей истории, ясные детские глаза, не замутненные горьким опытом, синие, серые, черные. Брови сдвигаются, губы сжимаются в ниточку, ибо события в рассказе разворачиваются не лучшим для орчонка образом.
Его бьют все, кому не лень – старшие дети, взрослые дядьки и тетки, потому что мелкий он и тощий, недокормыш. Но орчонок не дает им спуска, тут со стены стащит связку подвяленной рыбы, там с накрытого стола лепешку утянет, старших орчат дразнит и пакостит им: кому в башмак смолы бросит, кому за шиворот мокрицу засунет, и – тикать, не догонишь. И опять несется вшивая команда за мелким, а он петляет между домов, прыгает через канавы и уже, вроде, преследователи далеко, да вот беда – подвернулся камень под ногу, и летит орчонок об стену головой.
Когда открывает глаза, видит перед собой башмаки с окованными мысами. Все! Сейчас если и не убьют, то все потроха напрочь поотшибают.
- Эй, мелкий, тебя хоть как звать-то?
- Шверт, - орчонок осторожно поднимается, ожидая удара. Но его не бьют.
Местный заводила и гроза Меркенской ярмарки, Хакен, стоит против него и ухмыляется.
- Хорошее имя... а что ж ты позоришь его?
- Как – позорю?
- Без штанов бегаешь. Не стыдно?
- А где взять, денег-то нету... – орчонок в растерянности пожимает плечами. Его плотным кольцом окружила Хакенова шайка, убежать невозможно.
- Как это – где? Вон, висят, - и Хакен показывает в открытое окно, там, действительно, над очагом сохнут заляпанные грязью штаны. – Поди, да возьми.
Орчонок пробирается в дом, тихонько проскальзывает мимо задремавшего хозяина, хватает добычу и с грохотом вылетает наружу. Погоня возобновляется, только теперь за Швертом гонится обворованный им взрослый орк, а малолетняя шайка путается у того под ногами, мешает и улюлюкает. В конце концов, преследователь спотыкается о ловко поставленную подножку и плюхается в канаву, а орчата, смеясь, убегают.

И вот уже наш орчонок, подросший и повзрослевший, в составе Хакеновой шайки заваливается в трактир. В глазах – кураж, в голове – ветер, в кармане, как всегда, ни шиша. Там сидят, пьют-едят и люди разных народностей, и орки, и даже эльф один у окна тоскует в такой неподобающей компании. Шум, гам, пьянка и бабы.
Разбитная девка подходит к Хакену, как старая знакомая, обвивает шею рукой.
- Лизи, ты куда? – но Лизи бесцеремонно тащит Хакена за стол и усаживается к нему на колени. Тот лыбится и мнет ее грудь. Из клубов дыма вылезает фигура выше Хакена раза в полтора и нависает над ними.
- Эй, хозяин, тут нелюди к нам заявились, - кричит верзила, обернувшись к невидимой отсюда стойке. – Прогнать или пусть сами уходят?
- Ты, навоз, кого нелюдью обозвал? А ну, быстро, пятнадцать кружек пива, и чтоб не смел разбавлять!
- Не пива тебе, а гуарьей мочи! Выметайся, хрен собачий, и свору за собой уводи, пока не схватил горяченьких.
- Я съел твоего отца и сношал твою мать, - тихо и внятно произносит Хакен и стряхивает с себя девку.

И в трактире сделалось тихо, слышно лишь, как шуршат одежды и отодвигаются стулья – посетители достают оружие и готовятся к драке. Молчание нарушает верзила, с ревом толкнув на Хакена стол. Тот ловко вскакивает на столешницу и, схватив детину за патлы, разбивает ему нос об колено, а потом, отпихнув, добавляет ногой в грудину. Люди кидаются на Хакена, орки вступаются за атамана.
И начинается всеобщая свалка...

Наш орк вывернулся из захвата, чуть не поймал в брюхо нож, вышиб оружие, кажется, перебив попутно у нападающего запястье, третьему двинул под дых, «ну-ну, подойди-ка сюда...» - следующего насадил причиндалами на колено, оглянулся. Поодаль Хакен и Бретт отбивались от двух мечников, и дело их было плохо. Шверт просто повалил на бок бочонок и пнул в эту сторону. Одного человека сбило с ног, второй отскочил, но выпустил из внимания противников, и Бретт всадил в него нож.
Брезгливо морщась и уворачиваясь от ударов, к двери проскользнул эльф, и тут встретился с пьяным амбалом, перегородившим проход.
- Бей нелюдей! – крикнул тот, и схватил эльфа за горло.
Шверт, почему-то посочувствовав этой бледной немочи, швырнул в амбала горшок, тот смачно разбился об амбалову дурную башку, забрызгав противников полурастопленным маслом, и эльф выскользнул из смертельных объятий. Внезапно у нашего орка потемнело в глазах (кто-то сзади дубиной погладил), закачались стены, и земляной пол страстно прижался к щеке.

- Пошел я на Распадок – там скалы, пещеры, самое милое дело. Иду впотьмах да прислушиваюсь, да принюхиваюсь – не крадутся ли за мной приятели. Слышу – шлеп!, не слишком громкий, а вроде молодой гуар со скалы рухнул. И шорох осыпающихся камней. Я копье изготовил и – на звук.
Подростки напряглись, вытянули головы, слушают. Даже мед без вниманья стоит, а ведь с самого дома его не видали.
Слушают они и воочию видят, как лезет орк на скалу, цепляясь босыми ногами за чуть видные выбоины и трещины. Как заглядывает он в природой сделанную ловушку, впадину между четырех сдвинутых почти отвесных камней, и видит...
Недавнего знакомца – тощего эльфа. Тот глядит на орчика волком и к скале прижимается. А Шверт, ухмыльнувшись, спрашивает:
- Ты, горе матери, как здесь очутился?
Эльф помалкивает и в обтрепках шарит. Вытаскивает кинжал и пищит, как мышонок:
- А ну, подходи, посмотрим, какого цвета твои потроха.
Отвечает орк:
- И не подумаю, бо спуститься легко, а вылезти трудно. Ты ведь свалился туда, и не чаешь, как взобраться назад.
Молчит, головой кивает.
- Вылезти хошь? Ясно. Ну, ладно, я веревку привяжу, тебе брошу, а сам отойду. Хочешь – лезь, хочешь – жди, когда виверны по твое мясо придут.
Сбросил орк веревку, отошел, стоит, посвистывает. Видит – выпрыгнул эльф, рубаху одернул и – к нему.
- Ты, - кричит на него орк. - Веревку зачем оставил – отвяжи, смотай и мне принеси. Вернулся, сделал, как надо.
- Эй, - спрашивает. – Орк, а чего ты-то здесь ищешь?
- Во-первых, - сердится орк. – У меня имя есть, Швертом звать будешь, во-вторых, Распадок – не твой, чай, ты за него не платил, ты гуляешь, где вздумается – я делаю то же самое.
Смеется эльф. Весело так, необидно.
- Нет, - отвечает. - Я не гулял, а источник искал, чистую воду.
- Э-э, - поморщился орк. - Ты без меня воду днем с огнем не найдешь, потому – с детства лазить тут надобно, чтобы знать. Она есть – под скалой, только дырок в камне – раз-два и обчелся. Дай ведро, принесу.
- Нет, - уперся эльф. – К источнику проведи.
- А тогда, приятель, давай мне отчет в полной форме – кто ты есть, и зачем близ орочьего селения бродишь, да и как называть тебя, ты не сказал.
- Я, - отвечает. - Из хорошего рода, и звать меня Лариллан, но пришлось нам из дома бежать, и теперь мы – скитальцы.
- По какой причине – бежать? Проигрался в кости или убил кого?
Усмехнулся недобро.
- По политическим мотивам, - отвечает. - Мы в своей стране – вне закона.
- А кто еще-то с тобой? - спрашивает его орк.
Молчит, по сторонам глазищами водит.
- Под ногами! – кричит.
Аж подпрыгнул орк, и вовремя – змея выползает, с руку толщиной, ну, да в такую загнать копье – не промахнешься, проткнул ее Шверт прямо за головой, едва древко удержал, когда она в агонии билась. Как издохла, взял ее в руки, измерил – шесть с половиной локтей, смотал, сунул в мешок.
- Ну, Лариллан, - говорит, - Ужин сам к нам приполз, пошли, воды наберем, да полопаем, что ли.
- Какова сила! – восхищается эльф.
- Кабы не ты, никакая сила не помогла бы. Потому что больно тихие они, эти змеи. Много народу с тобой? Зови всех, хоть по маленькому кусочку достанется.
- По большому кусочку, - улыбается. - По очень большому. А зачем ты нас приглашаешь – ты же ее убил, а не я.
- Ну, вопщетки, поучаствовали оба, а, потом, твои родичи, наверняка, голодные, охотиться не умеют – горожане.
- Что верно – то верно, не умеют... - не договорил, дернулся, побежал.
Шверт – за ним, где эльфу острое зрение и ловкость помогают, орку – знание места. Добрались до скальной площадки, а там – девушка от летучих тварей («Мы, орки, фледерами их называем, – поясняет Шверт. – А вы как – не знаю») палкой отмахивается. Одну тварь орк умудрился сбить, когда та резко спикировала, вторую – снял эльф из лука. Остальные, пища-вереща, ретировались. Девушка подошла ближе, вся дрожит, но страх с лица согнала.

Орк ржет, увидев, что дочь, неодобрительно фыркнув, уходит. Ребята с интересом разглядывают темную, словно продубленную дождями и ветрами физиономию, честно пытаясь определить, сколько же рассказчику лет, но это, скорее всего, невозможно. Да и не только им – тут и взрослый человек, не понаслышке знакомый с орками, запутался бы. Судя по тому, что рассказчик родился до переворота – орки столько не живут, а рожа – так себе, лет на сорок-пятьдесят тянет. Совершеннолетние дочери... полукровки... это что же – мать у них, что ли, эльфийка? Да какая эльфийка за орка замуж пойдет? Разве что от полной безысходности, но тогда детей не было бы – эти только по любви родить могут. Странно...

А орк продолжает.
- Ну, что, ребята, рассказать вам про эльфов? Нет, конечно, вы уже многое слышали, видели их, да только вряд ли с ними по душам говорили. Скрытные они, сдержанные и... какие-то... вобщем, люди говорят, высокомерные. Это не так, я воочию убедился. Когда с Лаэ встретился, подкармливать их решил, ну, на первых порах. Она худенькая была, печальная и тени под глазами. От переживаний, как потом оказалось. Они, бедные, с тоски и умереть могут. Лар, тот жестче намного, его злость держит, он в будущее смотрит, назад редко оглядывается. А девушка переживала, плакала. Я думал, от голода. Притаскивал им то дичь, то хлеб, а то и вина (они пиво не пьют, брезгуют). А еще – мы с Ларом вместе охотились.
Подростки, осоловевшие от еды, пива и позднего времени, трут глаза, но слушают – интересно!
Будто видят.

Предрассветное время, темень, но птицы уже перекликаются, пробуют голос, клубится туман, выползая из речки и заполняя лес причудливыми мороками. Среди стволов мелькают две тени. Впереди беззвучно скользит эльф, ни одна ветка не хрустнет под его легкой поступью, ни один лист не шелохнется. За ним шагах в пяти топает орк, хоть и старается не шуметь, тут уж о тишине говорить не приходится. Светает, но видимость нисколько не лучше – из молочно-белого тумана выныривает то облепленная лишайниками ветка, то корявый пень, обросший грибами, то колючий куст, весь в бусинах крупных капель. Наверно, река уже близко – слышно, как переговариваются струи, как чавкает жирный ил под шагами – чьих это ног? Тихое хрюканье быстро проясняет обстановку. Дикие свиньи. Орк машет эльфу, и тот, повернув, отправляется вверх по течению, орк же встает в стороне от тропы, на которой отпечатались следы узких копыт. Ожидание. Свист и пронзительный вопль, мгновенно перекрываемый топотом множества ног, кабаны ринулись в лес. Вот из тумана вынырнула клыкастая харя, горбатая туша пронеслась мимо, потом замелькали спины самок, молодняка, а одного из последних орк подцепил на копье, выступив из засады и всадив оружие глубоко под лопатку. Тот дернулся, завертелся, ломая древком кусты, и свалился отскочившему орку под ноги. Подошел эльф, спрашивает:
- Там же были крупнее, почему ты этого завалил?
- А тот, что крупнее, завалил бы меня. Копье из него вытащу, и давай-ка домой, а то мне штой-то не того...
- Предчувствие?
- Опасна дорога от развилки до скал, там ты как на ладони, а сам ничего не увидишь, пока не кинутся на тебя.
- Кто?
- Надеюсь, никто, но бывает-то всяко.

Идут по дороге, если ее так можно назвать. Спускаются по косогору, поворачивают от развилки налево. Орк несет свиную тушу на плечах. Эльф идет налегке, пересвистывается с птицами, учится подражать их голосам. Он сейчас напоминает ребенка, из школьных стен вырвавшегося на свободу. И тут – свист крыльев пикирующей виверны, когти вонзаются в плечи эльфа. Орк швыряет свиную тушу в хищницу, не дав ей поднять его в воздух. И она, не выпуская добычу, шлепается наземь. Орк бьет ее копьем в шею, но та перехватывает и перекусывает древко. Потом отпускает добычу и прыгает через нее, нападая на обезоруженного орка. Эльф, шатаясь, поднимается и, с трудом подняв тушу, швыряет ей на спину между крыльев. От неожиданности виверна клюет носом в землю. Орк выхватывает кинжал, пытаясь зайти сбоку, но получает удар хвостовым жалом. Отшатывается, падает, схватив зверюгу за хвост. Пасть виверны щелкает в опасной близости от него, хвост дергается, пытаясь еще раз ужалить орка. И тут раздается такой рев и шипение, что вздрагивают даже скалы – эльф всадил обломок копья ей в задний проход и загоняет все глубже, пронзая и наворачивая на него внутренности хищницы. Виверна извивается и бьется в агонии, валится на бок, подминая орка, свиная туша наваливается сверху, копье выскальзывает из эльфовых рук, и тот, не удержав равновесия, падает на всю эту кучу.

Несколько минут спустя:
Труп виверны с оскаленной пастью и вытекающей оттуда черной кровью.
Свиная туша весьма измочаленного вида.
На траве валяется орк, эльф распахнул его куртку и с испугом смотрит на синюшное пятно, расползающееся по орочьему боку вдоль ребер.
Орк, приподнявшись и скосив глаза на укус:
- Кинжал!
Эльф:
- Что?
Орк:
- Кинжал бери, быстро! Я мышцу зажму, а ты – пятно вырежи, где укус. Иначе – мне каюк, к вечеру сдохну.
Эльф с расширенными от страха глазами выполняет его указания.
Еще через некоторое время, перевязав друг друга, сидят рядом и мрачно осматривают поле боя.
- С удачной охотой, Шверт!
- Ладно, могло быть и хуже...
- Пошли домой.
- Вместе с добычей. Во всяком случае, той, что съедобна.
- Не поднимем... Лаэ! Ты что здесь делаешь?
Девушка, подобрав юбки, бежит к нашим горе-охотничкам.
- Я почувствовала, с вами что-то случилось... Прости, Лар.
- Да это ты нас прости...
- За что?
Орк:
- Наверно, за то, что ты понесешь нашу добычу...

Шатающийся свод пещеры, камни, колышущиеся и меняющие очертания, словно разглядываемые сквозь толщу воды. Потом все накрывает алая пелена, сквозь нее мельтешат языки пламени, орк слышит собственный вой... Пламя сменяется чернотой, та уступает место белесому свету, из которого проступают черты Лаэ. Девушка отжимает тряпку, снова намачивает ее в холодной воде и кладет орку на лоб. Легонько касается пальцами его щеки. Орк зажмуривается, боясь спугнуть ее, а на морде предательски расплывается довольная улыбка. Лаэ переворачивает орка на бок и осматривает кожу вокруг раны, нет ли признаков омертвения от яда виверны, а орк ловит кайф. Когда, наконец, открывает глаза, то видит Лаэ стоящей у входа в пещеру, платье просвечивает, открывая взору силуэт стройной фигурки – ну эльфа, красавица, что еще скажешь. Понятно, на человеческий взгляд, но у орков, говорят, понятия о красоте вовсе иные – ну, чтоб грудь у женщины была полновесная (у орчих-то не очень... не то питание, чтоб мяса как следует нарастить), и бедра шириною со стол (чтобы много детей нарожала), ну и крепкая вся из себя – чтобы в полную силу работала, не скулила. Потому так часты набеги на отдаленные селения – не столько грабеж, сколько – невест похищают. Высмотрят, какие девки подходяще выглядят, подкараулят, когда те к речке стирать пойдут – и поминай, как звали... Пока трех орчат не родит, под замком жену держат, а потом – куда она денется, от детей-то. У чистокровных орок девки редко родятся, вот и не хватает невест, а у полукровок – как у людей, поровну. Только полукровки слабее, да и к магии чувствительны, не то что породистые мордовороты, так что в орочьих армиях, когда таковые собираются, их почти не видать. Но чтобы с эльфой сойтись...

- А-а, - смеется Шверт, его хитрые глазки суживаются и почти исчезают в сетке морщин. – Вы-то думаете, не как она меня полюбила, а что я в ней нашел – верно? То и нашел, что никак не мог понять ее, а очень хотелось. Слабая, вроде, а упрямая – хуже, чем я. Одну ночь не спит, другую – сидит возле меня, ободряет, Лар говорит – отдохни, а она отмахивается, я в бреду буяню – удерживает, чтоб не грохнулся, не сорвал повязки, еще чего не учудил... Она потом рассказывала, как я жутко орал, хорошо, наших ругательств не знала, а то обиделась бы, наверно. Когда приходил в себя, слабость была страшная – пальцем не двинуть, а в бреду раздавил пару кружек – так просто, руками... Уж хотел ей открыть, где тайник, может, пузырек бы какой-нибудь и пригодился, да тут пошел на поправку, повременить решил. Лариллан к тому времени уже сам научился охотиться, но в основном стрелял мелких зверюшек и птиц. Хорошо, виверн с тех пор долго в округе никто не встречал, увидали зверюги, как с их товаркою обошлись и решили таких дуроломов не трогать.

Прошел еще месяц.
Раннее утро, туман стелется у подножия скал, в небе – мелкие облачка, словно перышки. У входа в пещеру стоит орк с тушей гуара на плече и посвистывает. Выходит эльф, потягивается, улыбается отстраненно.
- Заходи...
В пещере уютно, две лежанки сколочены и покрыты полотном поверх сухой травы, очаг, камушками-голышами обложенный, горит ровно и рыба на веточках жарится, дым вытягивает вглубь, в какую-то трещину свода. Лаэ не видно.
- Ты больше нам не носи ничего, ладно? А то мне платить нечем.
- Да я – просто так, не за плату.
- Не понял.
- Просто так, говорю, или не ясно? У тебя сестра голодная, а ты ломаешься, как зартиновый корень.
- Мы не голодаем, - раздельно так, с нажимом. – Мне везет на охоте. И очень прошу тебя больше к нам не ходить.
- Где Лаэ?
- Не Лаэ, а Лаэлиндиль. Ушла зарю встречать, а куда – я не знаю.
- Можно ее здесь подождать?
- Нет. Уходи. Ты очень помог, но теперь можешь принести нам беду. Большую беду. Если что-то понадобится, я найду тебя сам.

«Что за беда, – думаю. – Наверно, учуял, эльфийская морда, что к его сестре неровно дышу, да только ведь я ничего плохого не делал, даже заговорить об этом с ней не решился, да и не решусь, наверное, никогда: кто я, голь перекатная, и кто – она. Но уж, раз гонит – пойду, не драться же с ним, еще убью ненароком». Причина-то, оказывается, совсем другая была, да никто на моем месте такое и с перепою бы не придумал.

...Орк хмурится, опускает голову, не прощаясь, уходит. Спускается в долину, топает вдоль перелесков, выходит к реке. Птицы проснулись, щебечут, вода журчит, в общем – обычное летнее утро. Орк встает на четвереньки, глубоко вдыхает и опускает морду в ручей. Ледяная вода подхватывает черный «хвост», играет с ним, пока Шверт охлаждает сердитость. Веточка падает на затылок. Вторая. Орк поднимает голову, отдуваясь и протирая глаза, озирается. А на дереве, в развилке... чудо какое... Лаэ. В мокром платье, вся фигурка, как обрисованная. Откровенней, чем голая, точно. Смеется.
- Что смотришь? Или девушек не видал?
- Видал... но таких, как ты – никогда.
- Не видел или не существует?
- Ты одна, на всем свете.
- И какая же я?
- Красивая.
- И только?
- Худенькая. И печальная.
- Теперь – веселая. Ты меня насмешил.
- Это чем же?
- Морда смешная. Словно перцовки глотнул.
- А ты что, разве пробовала?
- Неужели забыл? Помнишь, под ливень попали, а ты говоришь мне: вино... вот и погрелась, век твоей доброты не забуду.
- Прости. Хотел ведь как лучше.
- Да нет, все в порядке, хотя кашляла долго. Ну и отраву вы пьете! Теперь будет, о чем вспоминать.
Лаэлиндиль спустилась с дерева и подошла к нему. Схватила орочью лапу и прижала к щеке. Шверт застыл с выпученными глазами, будто его хватил паралич. Но, спустя мгновение, девушка отпустила его, отпрянула, перепрыгнула через ручей и понеслась в лес, крича: догоняй!
Какое там, не догнал...
Эльфы, они такие – не захотят сами, так и не догонишь.

Утро, едва рассвело. За ночь дождь прекратился, ненадолго проглянуло встающее солнце, но не потеплело, а, скорее, наоборот. Осенний ветер срывает с деревьев последние листья, они, кувыркаясь, мечутся, как стая испуганных птиц. Орк распахивает окна, а потом ревет во всю мощь своей глотки:
- Подъем!
Ребята нехотя продирают глаза, поднимаются.
- Что копошитесь, как слепые крысята? Быстро, во двор!
Полуодетые, стоят на осеннем ветру, отчаянно зябнут.
- Та-ак, по камушку в руки и десять кругов вдоль забора. Бегом!
Орк стоит возле груды «камушков», а камушки эти весьма внушительно выглядят. Ребята пыхтят, поднимая их, а уж, чтобы бежать с такой ношей, нет и разговора. Семенят, как беременные тараканы. А орк орет, подгоняет...
Наконец, разминка закончена, ребята умываются из дождевой бочки, идут в дом. Завтрак их ждет, и они на него набрасываются так, будто несколько дней голодали. Орк поджимает губы, скрывая улыбку.
После завтрака.
- Так, будем знакомиться. Ну, я, вы уже знаете, Шверт, или учитель Шверт, как хотите. А как мне вас называть?
- Дорил.
- Перси.
- Энди.
- И Оди.
- Келен.
- Карни.
- Орли.
- Элберт.
- Тарни.
- Роби.
Орк недоволен.
- Ну, во-первых, не Дорил, а Дорис, и не Оди, а Одри. Я правильно понял? Вы же – девушки. Дорис, как ни затягивай грудь, а заметно. Только не думайте, что это гарантирует вам поблажки. Гонять буду хуже, чем парней. Согласны? А не хотите – пока ребята будут учиться, поможете Инис по хозяйству, и никакой платы за обучение.
- Нет, уж лучше гоняй, мастер Шверт! (в два голоса)
- Тогда – не ныть. Да, во-вторых, пока вы спали, я осмотрел ваше оружие... Рядовая работа, но для начала сойдет... Да кто ж так с ним обращается! Только что ржавчины нет. Тренироваться сначала моим будете, у меня есть для этих целей тупое, а то покалечитесь. До конца года, а там поглядим. За это время свое приведете в порядок, чтобы родителям потом над могилкой не плакать... И третье. Слушаться меня беспрекословно. Кто хоть что-то вякнет или будет хитрить и своеволить, отправится до весны к Инис на кухню, а потом – к маме домой. Я за вас отвечаю.

Ребята согласны. Неизвестно, как родители согласились отпустить их в такую даль, в опасную неизвестность, явно, не одну домашнюю битву выдержали, а отец Дорис, гильдейский купец, сопровождал их с четырьмя вооруженными до зубов наемниками вплоть до Меркена, и повернул назад только после жестокого скандала с битьем горшков и швырянием стульями, что своевольная дочь учинила в гостинице, немало позабавив остальных постояльцев. И вот, теперь этой рыжей бестии придется смириться, и выполнять все команды хитрого орка. Собственно, она пришла сюда не за этим, просто в Кайндвей только и говорили, что о «знаниях Стербендов», которые могут дать владеющему ими невероятное богатство и власть, и девочка решила – я, дескать, буду не я, коли не выучусь этому, и не стану главой гильдии, а то и самого города. Отец сперва противился, но единственная, умная и своевольная дочь знала, что переломит любое его сопротивление, и не отступилась. На четвертый месяц уговоров, когда к ней присоединились все ее друзья, Дорис одержала победу. Отпраздновав Майские дни, протащив по всему городу увешанное лентами «дерево», маленький отряд выступил в путь.
И тут она упустила инициативу. Перси, тихий и серьезный, всегда уступавший ей в спорах, рассудительностью и недетской основательностью суждений завоевал расположение не только ее отца, но и ребят, благо, жизнь подарила ему опыт, достойный взрослого человека. Четырнадцати ему не исполнилось, когда остался он без отца, и плотницкая артель, лишившаяся в одночасье главы, чуть не развалилась, но Перси поговорил с отцом Дорис, и тот помог найти ему хороший заказ. Запахло деньгами, и, уж было собравшиеся разбежаться, плотники ухватились за подвернувшуюся работу, а там и думать забыли о чем-то другом. Перси знал, на кого можно положиться в трудном и знакомом ему не понаслышке деле, помощник был выбран им верно, и теперь можно было не волноваться. А в путь отправился он из-за Дорис. Не беда, что она старше на год, не так уж дурно, что своевольна и упряма чрезмерно, главное – умная и самостоятельная, чего трудно, в общем-то, ожидать от ребенка, выросшего в достатке и холе, да и с отцом ее Перси нашел общий язык... Теперь главное – не упустить такую невесту. Еще пара-тройка лет, и можно посвататься.
Энди и Одри, близнецы-оторвяги, не раз поставившие на уши весь город, им только бы подальше от дома и побольше приключений на лохматые головы.
Премудрый Келен, прочитавший больше книг, чем взрослые дядьки из городского совета, вместе взятые, сперва хотел пойти учеником к какому-нибудь магу, да способностей не оказалось. А знания Стербендов, говорят, даются всякому, кто не ленится думать... это для него стало единственным выходом.
Карни-болтун, сочинитель дурацких историй и хулиганских песенок, распеваемых всеми, от мала до велика по праздникам в Кайндвей, он просто не смог дома остаться, когда запахло настоящими приключениями.
Орли, Элберт, Тарни и Роби, неразлучная четверка с тяжелыми кулаками и твердыми понятиями о «дворовой чести», с такими не пропадешь, только сам будь предельно честен и не допускай насмешек над ними. Шутки понимают плохо, если шутит кто-то другой, не они. Дорис однажды вытащила из канала тонувшего Тарни, он и сейчас плавать не умеет – с тех самых пор панически боится воды, но никогда не признается в этом. После происшествия вся четверка пришла к ее дому и дожидалась, когда она выйдет, чтобы поблагодарить. Девушка благосклонно приняла и благодарности и предложение дружбы. Так она приобрела четырех защитников и тайных воздыхателей, о чем позже не пожалела ни разу.

К вечеру ребятня уже выглядит так, будто на ней весь день воду возили, падают с ног, спят на ходу.
Орк смеется:
- Ну, что, об Уралтских пещерах будете слушать? Или сразу на боковую?
Вопли: «Нет!» «Рассказывай!»
- Так рассаживайтесь поудобнее.
В очаге потрескивают дрова, в трубе шумит ветер, а ребята слушают, затаив дыхание – куда только сон убежал!

Папуково войско Хакена – нет, теперь уже не банда, а именно боевой отряд в разномастном доспехе и вооруженный до самых клыков. Перед ними – человек в сером плаще, лицо под капюшоном, видно только острый и дурно выбритый подбородок. Человек говорит старческим раздраженным голосом, орки переминаются, Хакен все время тянется почесать репу, но мешает шлем.
- Мне нужно оружие Стербендов! Именно оружие, а не золото и прочее барахло. В пещерах будут ловушки, какие – не знаю. Никто не вернулся, чтобы рассказать мне об этом. Но то были дрянь-люди, мелкие воры, одиночки. Вы – сила, вы принесете мне оружие, а я вас озолочу! Все, кто имел со мной дело, убеждались в моей щедрости. Нет, сейчас денег со мной нет, но сразу же, как дело будет сделано, вы их получите.

Вот старикан делает пассы руками, открывается сияющий всеми цветами радуги портал. Орки медлят, боятся, наконец, Хакен решительно шагает в мерцающее сияние и пропадает. За ним – остальные, последним проходит старик и портал схлопывается.

Вот орки идут по странной дороге – она вымощена серыми полуразрушенными балками, с торчащими из них кусками ржавого железа, такие же ржавые полосы идут по краям дороги, но мы-то, в отличие от орков, знаем, что это такое – заброшенные железнодорожные пути. Дорога ныряет в сквозную пещеру и там раздваивается, старик ведет по боковому отнорку. Становится совсем темно, только глаза посверкивают в темноте. Старик достает из мешка светящуюся банку и первым минует ворота. Сорванные с петель. Орки обнажают мечи, опасливо входят. Дальше, в стене – закрытая дверь.

- Рычаг нашли сразу, тот, в капюшоне до кончика носа, хорошо обсказал. Дверь открыли, пошли – один за другим, проход-то оказался узким. Первым – Хакен, потом – Ангриф, Раген, Бретт, остальных не помню, не из нашей шайки. Так вот, Ангриф заорал, а не Хакен – тот был уже убит, болтом промеж глаз. На Ангрифа завалился, тот закричал. Надо было бы трупом прикрыться и шагнуть вперед, а он его откинул – тут ему башку и снесло. Все остальные к двери кинулись, а она снаружи заперта, не выйти. Толкотня, Раген позади оказался, его тоже из арбалета достали. Я прокрутился через толкучку, подхватил тело, прикрываюсь, сам взглянул из-за него... ох, жутенько... трупак живой стоит совсем рядом, глаза мутные, высохшие, рожа гнилая, но мечом машет здорово, подбирается к нам. На возвышении, слева – кувшин медный с арбалетами, ну, то есть, не совсем кувшин, нечто с глазами на пузе и руками вместо ручек, а так – прям ночная ваза. Ну и урод! И стреляет. В тот момент он арбалеты уже разрядил, теперь тетиву на одном натягивает, а другой рядом валяется. Я тело на мертвеца ходячего толкнул, сбить с ног не удалось, но он еще несколько мгновений столбом стоял, не знал, что с этим делать. А я ему – башку снес. Думаю, будет без башки драться, или нет? Нет, так и упал, в обнимку с трупом. Смотрю – тот, горшок ночной, арбалет уже зарядил, я еле успел щит поднять, так третьим болтом его насквозь прошило, малость не достало меня. Остальные очухались, идут, прикрываясь щитами, хотят простреливаемое место быстрее пройти. Ан, еще одному в ногу досталось. Пока горшок арбалеты заново заряжал, мы к следующей двери подались. И вовремя – откуда ни возьмись, два скелета ходячих, с оружием. Дверь заперта, а отмычки все у Бретта, он у нас по замкам в шайке был. Пока возился, мы скелетов отбрасывали, потому – уж больно сложно эту нежить достать, удары в грудь бесполезны, а пока руку первому отрубили, второй одного из наших убил. Но в дверь вошли, вбежали, то есть, захлопнули, налегли и двумя копьями подперли. Скелеты рвутся, еще немного – поломаются древки, и снова-здорово, отбивайся. Куда податься? Тот, в капюшоне, плана пещеры не дал – у самого, верно, не было. Ребята совсем растерялись. Взял я командование на себя. Проклюнулась мысль: если нежить сторожит проходы к сокровищам, двинем туда, где сокровищами и не пахнет, в какой-нибудь узкий отнорок, там отсидимся и решим, куда дальше податься. Может, потом вернемся ко входу, если найдем другую дорогу. А дальше подходим к двери, стучим, говорим – добыли, что надо, заказчик наш открывает, в зуб ему гардой, сшибем да и выскочим наружу. Никакие деньги такого кошмара не стоят. Так вот – это был еще не кошмар. Отнорок мы вскоре нашли, полезли по нему – приходилось продвигаться где согнувшись, где – боком, я достал старикову светящую банку, переднему дал, сам – вторым иду, озираюсь. Ветерок по отнорку тянет, ясно – сквозной, не тупик.
Вдруг слышу – кто-то сзади хрипит. Обернулся, а там – дым наползает, но как-то странно, против ветра ползет, и тот, что шел последним, уже почти в нем исчез, схватился за горло, глаза выпучил и затих, потому – помер. Упал. И мы побежали... Но дым нас нагнал, вот – еще один вскрик, переходящий в сипение, вот – снова, гляжу – впереди свет. Скорее туда! Чуть не свалились.

Сзади опять вскрик, странный дым настиг орков, и еще один задохнулся насмерть. Дама в желтом плаще оборачивается, и получает болт промеж глаз. Воздев руки, падает, зал озаряется яркой вспышкой, и вот – внутри золотой скорлупы становится пусто. Ходячие трупы оборачиваются на нее с бессмысленными выражениями на лицах, и тут на них сверху, в лучших традициях десанта, сыплются орки. Трупаки, понятно, уже не могут осмысленно драться, ибо руководить ими некому, но от этого не становятся менее опасными, ибо в них осталась ненависть ко всему живому, заложенная в момент смерти. Тупой толпой они прут на оружие, и те, что умудряются добраться до кого-то из орков, буквально разрывают его на части. Уничтожение нежити стоят отряду еще пятерых бойцов, остается шестеро, из них – двое раненых. В это время зеленоватый дым, пройдя в ту же дыру, что и орки, сгущается у стены и превращается в зеленое нечто. Ростом раз в пять выше человека, с вытянутой зубастой пастью и острыми когтищами на шести передних лапах. Оно хватает трех орков и отрывает им головы, подцепляет четвертого когтем под живот и вспарывает плоть вместе с кольчугой, внутренности вываливаются из тела. Монстр швыряет оторванные головы в пасть, щелкает их, как орехи и хохочет. Последние двое пятятся к пульту, один пытается отрубить руку монстра, протянувшуюся к нему, но меч проходит сквозь нее, как сквозь дым. Монстр хватает его и засовывает в свою пасть ногами вперед, до половины. Жует и наслаждается воплями. Шверт, оставшийся в одиночестве, бессмысленно шарит руками по пульту, будто там – единственное спасение, и нажимает на какой-то рычаг, переведя его из одного крайнего положения в другое. Взвывает сирена, зал ярко освещается и начинает работать вентиляция. Лопасти в отверстиях под потолком набирают скорость, сливаются в сверкающие круги, ветер усиливается, подхватывая и вытягивая все, что можно снести. Взлетает монстр, и, обратившись дымом, с воем исчезает в отверстии, туда же летят клочья одежды... Прямо с потолка начинают бить струи воды, нет, не просто воды – что-то в ней понамешено, и пол, и пульт мгновенно становятся скользкими, и не за что уцепиться. Вода прибывает, затапливая зал почти по колено, бурлит, пенится, несет разломанные стулья, гнилые кости и тряпки, даже оружие не остается на месте – скользит к стокам, открывшимся в стенах у самого пола, в которых работает такая же мясорубка, что и в продухах, если только не посильнее. Даже металл размалывается ею в куски, уносимые после вместе с водой. Шверт кричит в ужасе, но даже его вопль в этом шуме едва слышен.

Открывается дверь, и в зал вползает странное существо – железное, о двенадцати лапах, настолько тяжелое, что злая вода не в силах его подхватить. Топая, оно не спеша ползет к пульту. Орк оборачивается на топот, отцепляется от рычага, чтобы взяться за меч, и, не в силах удержаться на месте, летит вслед за всем остальным в рычащую мясорубку. Железное существо протягивает лапу и передвигает рычаг обратно. Останавливаются лопасти, меркнет свет и всхлипывают сливные трубы остатками «скользкой» воды. В двенадцатилапом «существе» открывается дверца и, согнувшись в три погибели, вылезает человек... человек? у него человеческая фигура, но сделанная из металла, а вместо лица – ничего не выражающая маска. Орк видит ее, когда железный человек наклоняется над ним, и теряет сознание.

- Ну, что примолкли? - орк остановился, чтобы перевести дух, и отхлебывает пиво, испытующе глядя в напряженные лица детей.
Опорожнив кружку, откидывается на спинку стула и продолжает:
- Мы не были первыми, кто проник в пещеры Стербендов, до нас туда пробрались слуги Догона. Под предводительством Желтой ведьмы были Черный и Зеленый демоны; Медвежьеголовый, Свиноголовый, Пантероголовый и Змееголовый люди.
Демоны действовали отдельно, звероголовые вели за собой по сотне слуг Догона. Желтая ведьма командовала кучкой оживленных трупов и расставляла големов. Вошли с двух сторон – через продухи демоны и по основным проходам – все остальные, демоны открывали или выламывали двери изнутри. Дальше звероголовые рассредоточились в четырех направлениях, а ведьма стала искать проход в штаб Железного Бертрана. И нашла... Жители Уралтских пещер считали штаб недоступным и были отвлечены отрядами звероголовых людей.
Нападение слуг Догона было обнаружено ими тотчас же. Внутренние помещения перекрыли опускающимися стенами-щитами. Но там остались только дети и подростки, все взрослые встали на защиту пещер. Их тогда было, где-то, около тысячи человек, но оружие Стербендов – лишь у отряда, которым командовал Железный Бертран. Остальные дрались практически тем же, что и нападающие. Четыре сотни фанатиков, пусть и поддержанные зверолюдьми и демонами, находились явно не в лучшем положении, сражаясь против тысячи людей, да, к тому же, в пещерах, которые те лучше знают. Но Догон на это и рассчитывал, они должны были отвлечь Бертрана от внутренних помещений и погибнуть в бою. А Желтая ведьма в это время проникла в штаб, и, не убей мы ее, разнесла бы вдребезги все пещеры.
Откуда я это узнал? Рассказали... Я там надолго застрял, было, из-за чего...

Да, это оказались настоящие наследники Стербендов – умные, терпеливые и дотошные. Как я понял, несколько поколений жили в этих пещерах, не покидая их, два с лишним столетия. Прочли книги, разобрались во множестве механизмов, освоили почти все, что умели Стербенды. Да иначе и быть не могло – грабители многие годы не могли забраться в пещеры только потому, что старались лишь отомкнуть запоры и разгадать, как действуют ловушки, а люди Бертрана научились мыслить, как Стербенды, изучая их книги, оставшиеся на поверхности, пока, наконец, пещеры не сдались и сами не пропустили их в свои глубины. Но за все надо платить, и разум живущих в пещерах изменился настолько, что вам бы их не понять. Я сам попадал впросак не раз и не два...

Шверт закрыл глаза, и снова сковал его сон. Позже, насколько позже – не ясно, в этом мире без солнца время шло словно рывками, он услышал сквозь тяжкую дрему какие-то звуки. Пение?

«…Ах, простите, милый рыцарь,
Ваш дракон сегодня спит…
Спит, спит, крепко спит.
Не ходите, не будите, на дракона не глядите,
Вообще, не торопите вам неведомых событий,
Посидите под горою, не ищите встреч с судьбою...
Вам же…»

Шверт с усилием приподнял веки – у его постели кто-то сидел (в глазах все расплывалось, но, судя по голосу и силуэту, это была женщина) и тихонько напевал, время от времени дергая его то за ухо, то за волосы на виске.
- Ты к-кто?
- Ура! Дракон проснулся! – женщина засмеялась и вскочила со стула. – И даже заговорил! А то я думала – ты немой или всеобщего не понимаешь.
- Я – орк. Не дракон.
- А я – не рыцарь. Хотя дралась нисколько не хуже. Правда! Тебе тут не скучно?
- Я спал…
- Неужели так весело спать? Может, что-то интересное снилось? Ну, тогда прости, я пойду…
- Не уходи.
- Ага, значит, хочешь, чтобы я осталась. Тогда расскажи, кто ты, и зачем к нам пришел. И вообще, как там – наверху? Солнце светит? Ты же видел солнце? А деревья, и эта… мрава…
- Трава?
- Она самая.
- А что – трава… зеленая…
- Знаю, - погрустнел женский голос. – Только не видела. Для меня что дракон, что трава – все одно, сказки. Выбраться бы наверх, мир поглядеть – да нельзя. Теперь уж точно – нельзя.
- Почему?
- А как я там появлюсь – с этим?
Орк, постаравшись, сфокусировал взгляд, и увидел симпатичную девичью рожицу – курносую, щекастенькую, большеглазую и смышленую. Конопушки, густо осыпавшие мордашку вплоть до самых ушей, и здоровый румянец говорили о том, что жизнь в пещерах не пошла ей во вред. Одежда, как понял Шверт, обычная для этих людей – простые штаны и рубашка, отличались лишь по цвету от нарядов тех противных баб с железными штучками. Темно-серая ткань поблескивала, как тонкий шелк, и растягивалась в наиболее выдающихся местах фигуры... действительно, выдающихся... Орк сглотнул. Девушка пошевелила у него перед носом пальцами, и испортила все впечатление. Рука была, как у того, железного – металлическая, блестящая, кошмарная искусственная лапа.
- Представляешь, что подумают дикари наверху? А жаль... Говорят, Бертран хочет направить два отряда на разведку в города верхнего мира. Но меня туда не возьмут. Три года тренировок, два языка, этикет... все псу под хвост.
- Мы – не дикари. Дикари – там, за вашими горами. У нас есть города, книги, ученые люди... Ремесла, купцы, гильдии...
- Не обольщайся. У югли то же самое, если не больше. Мы недооценили их – и вот, получили. Потеряли больше ста человек убитыми, раненых много. Надо было делать оружие, настоящее оружие, а не ваши дремучие железяки. Слушай, а ты что умеешь, чем наверху занимался?
- Я? Охотился, ну, дрался иногда... воровал...
- Хорошенькое дело! Ну, что ж, тут тебя переучат. Быстро. А воровать у нас невозможно – все на виду. Я и слово это узнала, когда языки учить начала.
Девушка обернулась, и в глазах ее появилось растерянное выражение, а румянец превратился в какой-то пожар. Шверт повернул голову – над ними нависла вчерашняя мерзкая баба.
- Опять бродишь, Элен! Его к операции готовить, а ты...
- А я – не мешаю. Ну, даже ободряю немного...
- Брысь отсюда, и до завтра мне на глаза не попадайся!

И, вот, первая стоянка – в заснеженном лесу. Снег мокрый и липкий, но ребята уже не в силах кидаться снежками, едва смогли поставить палатку и натаскать дров для костра. Орк поливает сложенные шалашиком сучья чем-то из бутылочки, и они разгораются жарко и споро. Шипят и плюются мокрые ветки, дым коромыслом, никакой маскировки...
- Мастер Шверт, а ты не боишься?
- Чего?
- Ну, кто-нибудь дым заметит...
- Тут еще некого бояться, разве что... жена моя раньше вернется.
- А ты боишься ее?
- Не то, чтоб боялся, а ведь догонит, и тогда, наверно, придется нам возвращаться. С женщиной спорить, знаете ли, бесполезно. Не убедит, так на жалость надавит, не пожалеешь – скандалу не оберешься, а хуже всего – если решит отправиться с нами. Она может... Вообще, если спросят вас, какой самый страшный монстр Хироувинда, не задумываясь, отвечайте – женщина. Она бьет всего один раз, но неожиданно, исподтишка, и – насмерть. И больнее всего это делают те, кого любишь.
- Расскажи лучше об Уралтских пещерах!
- О пещерах, так о пещерах. От Элен я узнал, что люди Бертрана десятилетиями почти не бывали на поверхности, как они сами говорят – «под солнцем». Они постигли мудрость Стербендов, но потеряли знания о настоящей жизни. Время от времени Бертран засылал шпионов в города по обе стороны Уралтских гор, но мало кто из них возвращался. Слишком уж странными, чужими были они для нашего мира, и мир их убивал. Не удивительно, что я оказался ему полезен. Как только мне присобачили эти железяки, – орк поддернул штанину, чтобы ребята убедились, что не врет. – Бертран каждый день навещал меня, вроде, для того, чтобы учить, но чаще мы говорили: он выспрашивал, я отвечал. Элен упомянула о каких-то отрядах, и я думаю, то, что я ему рассказывал, тут же использовалось, чтобы их научить. Но в его железной башке зрела и другая идея, благодаря которой я смог вернуться сюда. Иначе он не настаивал бы, чтобы я тренировался вместе с его людьми.

Уралтские пещеры, большой, ярко освещенный зал. Кто просто силу качает, кто – дерется на кулачках, один из секторов огорожен прозрачной стеной, там – стреляют из луков, другие заняты отработкой приемов владения различным оружием, от цепа до секиры. Сотни две человек, рядом с ними и Шверт, с ним в паре Элен, дерутся на мечах и допускают такие ошибки, что не сделал бы ни один из них до увечья. Оба сердятся на себя, устали, а орк еще и падал немереное количество раз, и теперь уже ему более всего хочется не вставать вообще, а просто валяться на прохладном гладком полу и глядеть в потолок. Девушке не намного лучше, она стоит над ним, опершись на тренировочный меч, и спрашивает:
- Может, вечером продолжим?

Вечер того же дня. Одни в большом гулком зале.
- Ну, что, на мечах?
- Нет, лучше я тебе нашу орочью драку покажу, научиться хочешь?
- Угу. Без оружия?
- Можно и без него. Эх, кабы раньше, до этого, - орк наклоняется, вроде штанину одернуть, и внезапно делает подсечку.
Девушка падает. Дальше идет демонстрация различных приемов типичной уличной драки – с подлянками и неожиданными ударами, чаще они только намечаются орком, иногда – он бьет, но не в полную силу, а девчонка всякий раз попадает впросак и оказывается сбитой на пол, и Шверт комментирует:
- Это – я разбиваю тебе нос, удар оглушающий, в тяжелых случаях смертельный... это – не смертельно, но запястье сломаю на раз... это – специально для мужчин, после которого они становятся... бывшими, если выживут...
Элен учится быстро, и теперь уже они тузят друг друга, сцепившись на полу в рычащий клубок... спарринг, плавно переходящий в спаривание...

- Сам не знаю, как все получилось, оттого, наверно, что женщины в Уралтских пещерах не то, чтоб доступные... а ведут себя так же, как мужчины – не стесняются говорить, что думают, и ведь слушать их интересно – умные! А спорят, даже с самим Бертраном, аж искры летят. Конечно, все, и мужчины, и женщины, старшинство соблюдают, но в пещерах так заведено: если считаешь, что начальник неправ, подойди к нему и скажи, иначе, если что-то случится по недосмотру, сам виноват будешь. А видели бы вы их советы... как они называют – совещания, вы б подумали, что сейчас драка начнется. Ничего – поорут друг на друга, поспорят, и, как миленькие, выполняют приказы. И уважение к начальству – в этом беспрекословном выполнении, а вовсе не в том, чтоб молчать, глазки потупив. Ну, и, я думаю, Элен уже давно решила со мною сойтись, только случая подходящего не было. Вот когда мултузить друг друга стали, тогда...
- Мастер Шверт, ты говорил, они наверх не выходят, так что же они едят?
- А гадость едят, я так и не смог привыкнуть. Вроде сыра, но пресное, волокнистое – не то мясо вымоченное, не то – плесень какая-то, уж больно грибным запахом отдает. Никакого удовольствия от жратвы, и пива у них нету. Но питательная штука, признаю. И развлечений, кроме работы, никаких. Если только соберутся у кого-нибудь в комнатушке, и песни поют – глупые песни, детские, вроде той, что Элен мне напела. Понятно, что основное веселье начинается в койке.
Орк задумывается. Дети, все же – рассказывать, или нет? Бурные страсти с воплями и ругательствами, тяжелым дыханием и смертельной усталостью, накатывающей вслед за полным удовлетворением. Лучше не надо... Или, все же, намекнуть, обозначить, как относятся тамошние люди к подобным вещам, ведь не так поймут – у девчонок неприятности будут.
- А о любви они, бедные, даже не знают. То есть, конечно, может, кто и чувствует что-то такое, но никогда не признается в этом – не принято.

- Шверт! Я знаю, тебе у нас нравится. Не ошибся?
- Вообще-то, да, только...
- Хочешь домой, но боишься своих соплеменников.
- Не боюсь. Боюсь быть один. Один в поле – не воин, а добыча того, кто сильнее.
- Жестоко у вас.
- Не жестоко, а как уж есть. Вы тоже кучно живете, даже теснее, чем орки. У нас таким племенем только северяне живут, по сотне и больше в одной пещере.
- У вас тоже есть пещерные жители?
- Да, но пещеры-то не Стербендские, да и орки в книжках не стали бы разбираться, спалили б их все, как дрова.
- Дикие вы. А что бы ты сказал, если кто-то, кто знает их не понаслышке, дал им какие-то зачатки нашего знания? Смогли бы они им воспользоваться?
- Если принесло бы быструю пользу, то – да. Орки – не дураки, чтоб от своей выгоды отказаться.
- А люди?
- А люди – разные. Вон, у Догона тоже ведь люди есть, не одни югли. Да и у нас, в Хироувинде, есть такие, что больше магии доверяют, чем механике всякой.
- А ты не мог бы найти мне тех, кто «механику» предпочитает?
- Каким образом?
- Ну, ты пойдешь в свой Хироувинд, будешь... купцом хочешь стать? Я дам тебе хороший товар, у вас его все любят.
- Золото?
- Нет, драгоценные камни. Продашь – будут деньги. На них купишь... зерно. Продашь его Волканскому войску – я слышал, оно уже стоит под Имменсхолдом.
- Не выйдет. Ограбят раньше, чем продам ваши камни.
- А кто сказал, что пойдешь один? Я дам тебе механического слугу, он один стоит хорошо вооруженного отряда. К тому же, через него ты всегда сможешь поговорить со мной. Подмоги не обещаю, но если потребуется совет – в том, что я знаю лучше тебя, то беспокоить можешь в любое время. Согласен?
- Да уж очень заманчиво это все... как бы не ошибиться. Можно до завтра подумать?

Ребята слушают орка и недоумевают – что тут думать, когда вот они – и деньги, и охрана, и возможность выбиться «в люди». Шверт смеется.
- Так ничего ж не дается задаром! Я стал не купцом... я стал шпионом Бертрана, а все остальное – и деньги, и железный слуга – только способствовали выполнению этого дела. Кроме того, мне пришлось расстаться с Элен. После этого я ее не встречал, и никогда больше не встречу – даже знания Стербендов не дают такого долголетия, как эликсир Агаспера. Мы с ней не просто простились – она прогнала меня. Она сама уговорила Бертрана на эту затею, она устроила мне скандал, чтобы я ушел, не вспоминая о ней, и она же плакала, когда я шагнул в открытые двери.
- Наверно, она любила тебя, - заключила Дорис и тяжко вздохнула. – А что было дальше?
- Ну, я вернулся к себе, точнее – на Распадок.

По грязной дороге шлепают ноги в орочьих башмаках. Шверт, оборванный и усталый донельзя, подходит к родному селению. Перед орком семенит шестиногий железный слуга, он не устал, хотя и тащит основной груз. Весна, небо сочится влагой, в вечернем сумраке светятся барашки цветущей ивы и белотала. Шверт останавливается и долго разглядывает скалы, потом замечает тонкую струйку дыма, стелющуюся по камням. И поворачивает от деревни к Распадку.
Кто-то дотрагивается до его плеча. Резкий разворот, рука сама хватается за оружие... и опускается.
- Лаэ!
Ее лицо приближается к нему, пока не начинает расплываться перед глазами. Поцелуй. Когда, наконец, отрываются друг от друга, в ее глазах он читает упрек.

Упрек? А это тогда было или сейчас? Потому что и сейчас перед ним стоит Лаэ – волосы растрепались от быстрой скачки, шубка распахнута, глаза горят гневом.

- Без меня думал уйти? И куда, интересно?

Да, Лаэлиндиль возникла перед ними внезапно, как долг перед картежником. Подростки переглянулись – их учитель вытянулся, руки по швам, и преданными глазами уставился на нее. Ребята, хоть и оценили эльфийскую красоту, страшно удивились – как можно так робеть перед женщиной, да притом и женой? Но, видно, семейные сцены были орку не внове, и Лаэ, несравненная Лаэ теребила край плаща, в то время как орочьи лапы висели расслабленно, а губы поджались в ухмылке.
- Почему ты сорвался из дома, не предупредив, не посоветовавшись со мной?
- Ты была в Имменсхолде.
- Мог бы дождаться.
- Время не терпит.
- Что там у тебя?
- Бертран.
- О, опять... – Лаэ трагически возвела очи к темному небу. – Неужели сильные мира сего не смогут обойтись без какого-то... (она помолчала, мысленно перебирая ругательства, но, не найдя подходящего, продолжила) старого орка?
- Ты-то не можешь без меня, верно?
- Я?
- Ну, да. А нет, так возвращайся и надери уши близнецам, без тебя совсем распоясались.
- Уши?! А ты чем занимался?
- Да вот, ученики у меня... Решил подзаработать, ну, заодно, и тряхнуть стариной. Ты не стесняйся, присядь к нам, погрейся. Вот, нарочно для тебя взял...
- Что?
Орк достает из мешка бутылочку, протягивает жене.
- Перцовку?!
Ребятня прыскает со смеху, но Лаэ лишь улыбается и качает головой.
- Если уж хочешь тряхнуть стариной, пошли вместе. Полезете через Гнилые Болота или наймешь колдунишку из города Праха?
- Знаешь, я бы пошел через Меркенскую ярмарку, собрал наших... ну, а в такой компании куда хочешь рукою подать.
- В Штейнгеролл зайдем?
- Заходите, ежели без меня. Ноги моей там больше не будет...
- Что верно, то верно. И все же, чем тебе не угодили дорогие сограждане?
- Замолчи, а то всех домой отправлю, тут недалёко.
- Нет уж, пусть дети послушают, им пригодится.
- Тогда будем рассказывать по порядку, кому что больше запомнилось. Ты – начнешь, Саура продолжит, Хангиг и Хайс – добавят, Абгрунд и Бронн...
- Захотят ли?
- Конечно! А кто не захочет, за него я продолжу. Но сегодня – все спать! Мы с тобой, Лаэ, посторожим.
- Верно, а то ребята сидя уснули.
Ночь, потрескивает костер, два силуэта, обнявшись, сливаются в одну неясную тень, и тощий месяц, словно боясь подслушать их разговор, уходит за ветви, с которых падают комки подтаявшего снега.

А наутро снег и вовсе растаял. И вот, по раскисшей дороге движется забавная процессия: впереди, на гнедой лошадке – Лаэлиндиль, держась за стремя, топает Шверт, подростки бредут, уже не разбирая, где грязь, а где лужа. Один чихает, другой перхает, третий кашляет, четвертый роняет сумку, наклоняется за ней – падает шапка, ловит шапку – оскальзывается на глинистом склоне и оказывается по пояс в грязи. Его вытаскивают и продолжают путь.

В Меркене их принимают за нищих и захлопывают перед носом ворота...
Тогда они пристраиваются вслед за повозками, прикрывшись тюками и вязанками, скрючившись, то семенят, то бегут, и проскальзывают незамеченными. Последними, не таясь, приближаются к воротам Лаэ и Шверт, но стража отпихивает их древками копий. Тогда Роби, отцепившийся от повозки, свистит в два пальца и швыряет в стражника грязью, остальные подростки вопят и улюлюкают. Дуроломы спохватываются и, махая копьями, как дубьем, спешат на подмогу обиженному, но ребята кидаются врассыпную, ныряют в толпу, проскальзывая туда, где взрослому и бочком не пролезть. Одного стражника заклинивает между повозками, второй налетает на дородную поселянку и та принимается голосить. Шверт и Лаэ спокойно проходят.

Стук в дверь. Не слышат. Еще раз, и громче. Шверт колотит по двери ногами, и ему, наконец, открывают.
- Эй, что за шорох в ночи?
- Бронн? А почему здесь?
- Кто? Шверт? Это ты, огрызок счастья? Куда опять понесло?
- Нет, лучше сам расскажи, как здесь очутился.
- Здрассте! Я тут живу... Женился. Саура всегда ко мне неровно дышала. Ну, а когда третьего родила, пришлось как-то узаконить... отношения.
- И сколько их у тебя?
- Кого? Сыновей пятеро. Три дочки, и, Догон его знает, за кого их выдавать, когда вырастут. В Меркене орков раз-два, и обчелся, а в глухомань – неохота.
- Ну, есть еще народ Бертрана в Уралтских пещерах.
- Да там одни люди!
- Да тем людям глубоко плевать, какой ты расы. И женщины у них так живут, что блаародные обзавидуются.
- Слушай, а ведь правда... пошли, выпьем, обговорим.
- Я не один.
- Кто еще? Жена, дети?
- Лаэ тут, мелких дома на Инис оставил. Старшая, Лиссэ – в Имменсхолде, при дяде.
- А остальные – твои внебрачные дети?
- Ученики.
- Заливай больше, чистокровные люди в такую грязь пешком не попрутся.
- Если я говорю, значит – правда. Долго будешь в дверях нас держать, или, может, в дом пустишь?
- Саура! Встречай гостей.
Массивная фигура затыкает, как пробка, освещенный проем, и женский бас вопрошает:
- Опять со всего Меркена пьянь собираешь?
- Саура... это не пьянь, это мы...
- Шверт! – хватает под мышки, тискает, будто котенка, наконец, ставит на прежнее место изрядно помятого ею орка, и смотрит в глаза. – Надолго к нам, или проездом? Бронн, ну, что стоишь, прими одежду, повесь просушиться.
- А я-то думаю: голос знакомый или послышалось?
- Хайс!
- Он самый. Пошли, выпьем!
- Цыц, наглая рожа! Не позорься перед людьми...
- Ба, тут есть люди?
- Представь себе, да еще дети. Шверт, не удивляйся, у меня там чужие... понимаешь, торгую, а сделки лучше обговаривать дома – и лишних ушей нет, и дешевле...
- И тебе доверяют?
- Сам спроси.