АссКЛит

Отлично, Иван, отменно. Винтик к шурупчику и - закрутилось.
Только почему Вы так любите эпиграфы? Не объясняйте заранее необъяснимую ясность.
Успехов!

эпиграф: "Совы - это не то, что о них думают" - фраза из "Твин Пикс"

На улице кто-то орал, что он-де читал всего Гегеля, народ смущенно обходил забулдыгу, некоторые бросали деньги, но близко все равно не походили – а вдруг укусит?!
Максим сидел у окна и размышлял о своей наследственности – процент сумасшедших, повесившихся на собственном генеалогическом древе был не очень велик, но шокирующими странностями мог похвастаться едва ли не каждый. Взять хотя бы отчима по дедовской линии. А вообще чего его брать, лучше взять его племянницу, взять силой, с матами, с криками «йух-ху!!», в пьяном угаре, разрывая в клочья эти долбанные рюшечки и кружева, клацая зубами от истомы и вонзая… черт, я же не о том. Ну тогда к примеру, вспомним Максову бабку – дьявол, да кто ее, старую, щас вспомнит?! Вот мать все помнят – та бывало устраивала благотворительные акции, давала всему подъезду, ну кроме, конечно, тринадцатой (суеверная была как никак, да и по церквям шастать будь здоров). А еще был брат – но тот вообще дебил, про него и писать то стрёмно, потому лучше напишу про друга Макса – Василия, он хотя друг, а не родня, но раз уж зашел разговор про идиотов, то этот экземпляр обойти никак нельзя. Вася, он работал кондуктором (а все знают, что нет более скорого пути к мизантропии, чем такая работенка), но людей все же любил, да так, что спал на толчке, а всю зарплату раздавал матерям-одиночкам. Такой вот гениальный кадр, как говаривал в свое время Тарковский, хотя и не по этому поводу. Ну и нельзя обделить вниманием двоюродного дядю из славного семейства – этот все по феноменам прибивался, однажды дело было: привел домой девку, ну дабы отсократировать естественно, интенция уже стояла почти вертикально… и тут такой казус она не будь дура, в миг оценила интерьер и посредством чистой эйдетической интуиции осознала, что хозяин квартиры мало того что лузер и философ, так еще и без денег. А он потом рассказывал: «Не то, что бы я обиделся на то, что она назвала меня сопляком, говнюком и мудаком, удручает другое – она и вправду так думает…».
Максим – не был мастурбатором родовых страданий, подобные мысли пришли к нему отнюдь не невзначай. Всю прошлую ночь его сначала тиранил школьный учитель математки (не случайная описка, подумалось, особенно в свете того, что сейчас будет сказано), а затем во второй серии сна объявилась кузина и стала его насиловать. Все это неспроста – думал он, к тому же его осенило, что у него нет кузины. Вот так твою мать – грязно выругался он, не зная что в этот момент матюгался совсем не он, а его речевой автоматизм, заимствовавший это выражение у соседа по коммуналке из седьмой.
Он продолжал прогибать своей жопой подоконник, но теперь его взор был устремлен внутрь комнаты. На полу было постелено, стало быть Максим все же был не один, но кто с ним был – шизанутый математик или мертвая кузина? Да, нет, скорее он снова дрючил свою соседку из двенадцатой, ну в крайнем случае из шестнадцатой (разница между ними отнюдь не исчислялась «16 минус 12», она составляла целых 28 лет). Из кухни послышались шаги – вошла она. Говорят, что Человек – это война, если так, то Маша была первой мировой. Такая же позиционная, затяжная и не понять зачем. Такая же окопная, с применением колючки, газов и пулеметов с характерным именем. Максим ее любил, но не всю и не всегда. «НЕ всю» ограничивалось одним лишь влажным органом, а «НЕ всегда» – вечерами, когда у него были деньги на бутыль паленки (покупали как обычно в десятой).
За стеной кто-то беседовал на странный манер: А Бог?! – Бог уехал в Саратов…
Под почти отклеившимися желтовато-полосато-стремными обоями тараканы устроили бега.
Максим вдруг осознал, что весь предыдущий текст, как и его жизнь, строились как-то коряво и не так. Он уже продумал план: сейчас негодуя и приговаривая «на хуй блядь, на хуй блядь» он схватит нож, спустится во вторую, зарежет беззубого старика, что вечно смеется, обуется в его штиблеты и пойдет на юго-запад, чтобы быть нормальным человеком, и больше никому и никогда… МАКС! – тут произошел сбой, его выбросило снова в коммуналку, фантазия была разрушена вирусом чьего-то вопля. Он с ненавистью посмотрел на исторгнувшую громкие звуки. Погоди, я еще проникну в твой внутренний мир, сука ты эдакая – подумал он, хрустя зубами. Но вместо этого Максим пошел на работу. А там был пьяный прожектер, он уронил свой тубус прямо на то, что звалось до того черепной коробкой Макса. Потом это уже никак не называлось из чего ясно, что он умер. Так и не сбылись мечты о штиблетах.
А в газетах потом писали, что в районе Саратова из облаков на небе кто-то волосатой рукой показывал кукиши.

Судороги творчества или Конвульсивный автор жив.
(на улице) «Грязные шмары, грязные шмары» - грязно ругал шмар кто-то
(вообще) «Хочу кекс, хочу кекс» - хотел кто-то кекс
(мысленно себе) «Пихай глубже, пихай глубже» - пихал кто-то глубже
(громко, где-то) «Да, да!» - был кто-то
(несколько более конкретней) «Кекс…» - продолжал кто-то
(скорее абстрактно, чем иначе) «Да чтоб ты подавился» - думал кекс (по крайней мере мог бы)
(в Тэвэ-коробке) «По техническим причинам…»
Все это было полной бредятиной и автор трезво осознавал сей факт, но даже столь бездарное фуфло выгодно отличалось от той тоскливо онанирующей мутотени про нашу армию, Думу и заморозки в банановых республиках, что сочилась из каждого приемного ящика; пред этим бездарным извращением удивительно убогими казались все те политкорректные уродцы, нагло зовущие себя текстами… автор понимал какую беду он накличет своим упрямством, но он все равно упрямствовал и упрямо продолжал:
Среди комнаты с по-линчевски красными и тяжелыми шторами вершился Секс. Хотя его и не было. Замминвнешторга еще было думал отказаться, но последняя мысль его неприятно кольнула – поздно. В Сексе, а уж тем более в Сексе с большой буквы и не просто буквы, а буквы «С» он был честно говоря новичком и в миг когда он увидел с какой монументальной профессиональной грацией Минмаш скинул с себя остатки стеснявшего его облачения и припал к пышным роскошествам смешливой нимфы из Госплана…
А за такое можно и схлопотать..., - подумал автор и надо сказать вовремя спохватился, ибо уже в следующем предложении он собирался перейти в описаниях к гипер-натурализму. Тогда сменим коленкор:
- Ах, ты сука, снова не дала, я понимаешь тебя обеспечиваю…
- Что?! Чем это ты меня обеспечил, ты же ни хрена не зарабатываешь!
- Да я бля тебе даю большее, я ведь блин твой Другой, я твое бытие обеспечиваю своим смотернием-на-тебя-желающим-взглядом или ты поспоришь, что эссе эст перципи, в том плане, что мы есть на столько насколько мы есть для других?
- Ах, ты так, да тогда ты молиться на меня должен, ведь я твоя последняя уловка от солипсизма, что как не желание вызываемое мной держит тебя в связи с миром, это я твой посредник, это я обеспечиваю твое бытие-в-мире…
- Ну ни черта себе ты загнула, а я вот тебе по печени. На! (слышен глухой удар) А так? Ну что эк-зистанс чувствуешь, сейчас я его достану, вот (звук молнии), так. А вот тебе еще (звонкий шлепок), че эпифеноменов захотелось, да, шалава герменевтическая? Модные все стали, постмодерн они читают, а вот ты у меня на голом Спинозе будешь сидеть, и по вечерам еще Герцена в качестве клизмы…
Нет, - подумал автор, не поймет меня средний читатель с подобной терминологией, да и потом, что тут собственно изображается, какая-то юная философская пара или это просто общение в форме контролируемого бреда? Ведь читатель – это чаще всего обычный человек, а ему ведь куда как нужнее простота, вещи вполне ясные и доступные ощущению, ну не верит наш человек в то, что нельзя потрогать, а потрогает – верит:
Ягодицы, мадам! Ваши ягодицы! Я чувствую, что требуется углубить наши исследования, и я ради вас попытаюсь сделать все, что в моих силах. Этот необыкновенный зад, такой белый и более прекрасный, чем я думал, подталкивает меня к неверности, но сначала я должен его выпороть...
Фак, а это уже где-то было, - бесновался автор, - Ну вот же братцы писатели прошлых времен до чего же гады – ни оставили ни одной темы, все ведь поискалякали своими буквицами, дык, а мне что же теперь про жопы не писать? Хорошо, сделаем подход к теме с другой стороны, так сказать произведем небольшую инверсию:
…его нещадно мучило это желание, он просто-таки весь обратился в одну лишь интенцию, в интенцию посрать, т.е. простите, освободиться от каловых масс, замедляя привычный свой бег и сужая амплитуду, мысли теряли в широте, но приобретали в глубине – сосредотачиваясь на одной лишь проблеме, воображение уж творческими мазками рисовало ожидаемое и ведь это хотение столь мало перед волею высших мира сего – всего лишь просто сесть поудобней и расслабиться, разверзнув свои недра подобно роженице, чуть напрячься и снова расслабиться, опустошить живот словно набитый камнями, от которого чувствуешь себя кожаной сумкой, напряженно провисающей под тяжестью вложенного в нее непомерного груза…, так неприятно, словно крестец весь в синяках и мозолях изнутри…
М-да, ярко, живописно, но где же поиски душевные поиски и находки? – что-то снова не устраивало автора, он думал дальше, - Не должен же я опуститься до сентименталистско-буколического сюжета или простодушного фэнтези с еруйней из порталов, вампиров и амулетов? Так все же должен или не должен? Ведь коли должен, то чем оно лучше всех вышеобосраных «текстов», суть которых изъясняется привычным нашей местности парадоксом: «Иди голосуй, ты же уже проиграл…» - а коли нет, то как же копнуть в вечное, не потеряв себя и высокий слог? Может так:
Вчера ему кто-то постучал в висок. А он ждал знака. Он все готовился когда его заберут на небо (по правде он много ночей передумал, кто и каков будет посланник оттуда – солнцеликий белоперый ангел, добро-бородый боженька или быть может сам он, точнее двойник, идеальный образ его) и вот пришел за ним человек – детина с заскорузлыми ручищами и непрошибаемым перегаром, в ушанке и штопанных валенках…
А к черту! Нету настроя. Пойду водки выжру. А завтра глядишь – попрет… это как его Творчество, мать его…

«Гена и семь Чебурашек» (Типа-сказка).

Жил-был Гена. В недалеком царстве, небезызвестном государстве, в захолустном городишке, в районе новостроек жил себе поживал, счастьюшка не знал.
Гена – наркоман со стажем. По малолетству - ацетон, Момент, с отрочества - иглы, колеса. Сначала мефедрин, затем первитин, тяжелые времена – кодеин, героин и т.д. – короче, подрастете - поймете. Цветом лица Гена давно уже если не позеленел, то уж точно зацвел, словно брошенный пруд. А звать его «крокодилом» - значит, делать крайне необоснованные комплименты. И все же Гена был непрост: мало того, что в их семействе наряду с непроглядным пьянством соседствовали то бредни, то ясновидческие прозрения, так еще и это незаконченное высшее-техническое.
И вот однажды вслед привычных полторы дозы Гена опрокинул чарку технического и уж было собрался идти спать, но этого делать не пришлось, т.к. он заснул сразу же, никуда не ходя. Само отправление в кущи Морфей было стремительно и тем подобно удару молнии или точнее, кирпича в затылок.
А утром, которое обычно мудренее вечера, было еще и муторней. Гена разинул око и в сером тумане, с пола вдруг увидал на краешке стола – непонятное существо о два уха и два глаза, но все равно не человек, не медведь, не букашка – одно слово Чебурашка.
И молвил первый Чебурашка: Не хорошо это, брат, кирять так бездумно.
И с экрана пыльной телевизионной коробки вперил в Гену глаза второй Чебурашка.
И молвил вторый Чебурашка: Буде плохо тебе, да так, что взвоешь о каждый день бездумно пропитой.
И в окно влетел третий Чебурашка, стрекоча крылами.
И молвил третий Чебурашка: Учти, уж приглядел тебя седой бельмастый старик с берданкой, имя коему Смерть.
И выполз, гремя стеклянной тарой из-под дивана четвертый Чебурашка.
И молвил четвертый Чебурашка: А вспомни: как еще в школе ты мечтал стать машинистом, и лишь потом в институте – рабочим на заводе по производству клея.
И со шкафа спустился пятый Чебурашка и молвил: Не боись, еще не все потеряно, у всего есть начало и конец, помни о том.
И под половицей зашуршал шестой Чебурашка, приговаривая: Не будь дураком, начни чего-нибудь делать и мы духи-Чебурашки всегда будем рядом, поможем в любом начинании.
И дверь распахнулась и тяжело шагая вошел седьмой Чебурашка и громогласно возвестил: ИДИ И ДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ, А НЕ ТО!!!
И тут все стало ясно и светло, и еще более светло и ясно стало на душе у Гены. Без тени сомнения, без капли опьянения, ни в едином глазу, он встал, отряхнулся и решил начать свой мелкий бизнес и тут же присмотрел начальный капитал – в углу в ряд стояли 7 стеклянных бутылок-чебурашек, кои сунув в авоську, он и побежал скорее обналичивать, дабы устремиться в светлое и счастливое будущее…

Феноменологические записки сентиментального толка.

№1. вот, как часто мы задумываемся о вещах вокруг нас, даже не о тех обыденных предметах, что носим, держим в руках и прочее, а вообще о мире, о том, что нас окружает? Нечасто, да, - привыкли, и чего там, обленились замечать, научились забывать. А ведь вокруг каждая мелочь чем-нибудь да дорога оказывается сердцу нашему. Вот например, снежок лежит – какая прелесть, белый, ровный, пушистый, вот как будто он всегда и должен быть такой – лежать белой пуховой равниной или весело скрипеть под ногой, оно, конечно, не столь уже приятно, когда бы этот снег в ботинок или еще пуще того кто-то за шиворот сунул, да то и не снег уже сроду – то холод, мокрота; снег же он не такой – он блестит, лежит или еще падает и обязательно, хоть чуть-чуть, но радует, бывает даже вроде совсем не должен, а какая-то маленькая потаенная радостишка есть – да вот например, идешь куда-то, ночью, в душе наплевано, а тут метель, бля ее за ногу, снежище в харю, полный букет словом – однако ж, оно-то и по своему приятно, потому как все-таки … так сказать легче, потому как и на погоду можно с удовольствием про себя, а то и в голос поматериться, а то и просто насладиться этой трагической картиной, когда погода в унисон поет с ТВОЕЙ душой, короче нельзя никак отказать снегу в том, что он радует, тем более когда вокруг как у поэта «мороз и солнце…» и опять же идешь по утру где-нибудь и НА тебе, примерчик – узкая слегка утоптанная дорожка, а вокруг сугробы, прямо-таки сугробища, не пройти не проехать, и вроде бы кому придет в голову идиотизм там бегать, а нет, глядь тут следы по колено в сугроб, а здесь лыжник проскочил, там псина мелкие точки следов оставила и самое главное – нам-то ясно это – все мы знаем как это бывает прекрасно – у-ух в снег и валяться… так что чуден снег и непрост, подумайте же сколько еще вокруг разных вещей, что когда-то вас радовали или хоть чуть-чуть удивляли – а осмотришься вокруг, подумаешь и глядь, а на душе-то потеплело, что-то такое зашевелилось и словно старый утюг спихнули – легко-о-о…

erebus, м-да... Иван, законопатили, как говорится, по самое перманентное ощущение невозможности что-то столь же членораздельное добавить. А раз так, пойду сублимировать.

...Должна признаться, не очень люблю аксессуары.

№2 понравился; "Судороги творчества..." - эффектная демонстрация спец. знаний и владения различными лексико-семантическими "фишками", терминами, но эффективно ли это для массового читателя? №7 - что-то пелевинское... про №9 смолчу